«МиГ» — перехватчик. Чужие крылья - Страница 54

Проснулся он от того, что на лицо упало что-то мокрое и холодное. Вокруг был непроглядный мрак, слышался только бесконечный шорох камыша и далекий волчий вой. Он, зябко ежась, кое-как поднялся. Тело задеревенело от холода, мышцы свело, и пришлось долго разминать ноги, перед тем двинуться дальше. Снова что-то холодное упало ему на нос, потом еще и еще. С неба посыпался снег. Он падал крупными хлопьями, с тихим шелестом оседая на траве, на узких листьях камыша. «Вот оно долгожданное спасение. Снег скроет следы от погони, главное, оторваться подальше отсюда, подальше», — радостно подумал он. Подкрепившись остатками шоколада, Виктор двинулся дальше. Идти в полной темноте по камышу оказалось пыткой. Вокруг не видно ни черта, только непроглядная стена камыша, да слабо мерцает стрелка компаса. Однако скоро заросли расступились, и Виктор вышел в степь. Здесь он долго стоял, вслушиваясь в темноту. Если его враги оставили засаду, то сейчас они на всех парах должны мчаться сюда. Не услышать, как он ломится в ночи через камыш, мог только глухой. Но вокруг было тихо, только тихий шум падающего снега да бесконечный шелест огромного камышового моря. Потихоньку он пошел вперед. Шел с опаской, ежеминутно замирая, слушая. Пальцы вцепились в рубчатую рукоять пистолета, да так и застыли, сведенные то ли судорогой, то ли нервным напряжением. Но никто не бросился на него из темноты, только где-то позади затявкала лиса, бросив Виктора в холодный пот.

Балка осталась далеко позади, а он все шел, спотыкаясь, ориентируясь по компасу. Снег усилился, мешая идти и найти хоть какой ориентир, чтобы привязаться к местности. Начало примораживать. Уже под утро еле бредущий от усталости, замерзший Виктор едва не уперся в огромную скирду соломы. Он обошел вокруг — видать, не нынешнего урожая, солома почернела, слежалась плотными слоями. Надергав из скирды пучков, сделал что-то вроде пещеры и забился туда, в колючую, пахнущую стерней, мышами и пылью темноту. Сил на большее уже не осталось…

Пробудил его непонятный шум. Что-то глухо рычало, лязгало, грохотало. Спросонья не разобравшись, что он делает в этой колючей тьме, Виктор вывалился из своего логова и, попав под яркие лучи солнца, моментально ослеп. Лязг усилился, он доносился неподалеку, с другой стороны скирды. Кое-как проморгавшись, Виктор выглянул из-за своего убежища, посмотреть, что за шум, и сразу же в ужасе забился обратно, в пещерку. Приминая свежий снег, по дороге шли танки. Приземистые, все какие-то квадратные, покрытые маскировочной окраской, с толстыми короткими пушками. Но не танки испугали его. Пропуская танковую колонну, на обочине дороги, утопая в снегу, застыла в походном строю немецкая пехота. Такие характерные каски и мышастого цвета шинели он хорошо успел разглядеть даже за долю секунды. Спутать этих солдат с нашими было невозможно. И теперь, пытаясь унять разбушевавшееся в груди сердце и сжимая в потной ладони пистолет, Виктор гадал: заметили его или нет. Время шло, гул техники начал стихать, но никто не бросался к его берлоге. Не заметили. Он вытер потное лицо, смахнул налипший соломенный мусор. Надо бы покидать такое небезопасное убежище. Но вылезти наружу, под прицел сотен глаз, тоже не хотелось. В степи, даже в своем маскхалате, он будет виден издалека любому прохожему. Он поежился, почесал шею, в соломе оказалась масса колючих остюгов, и стал ждать темноты. Хотелось есть, но шоколад кончился еще ночью, а больше не было ничего.

Под вечер голод стал нестерпимым. Он мешал думать, мешал отдыхать. Снегом забить его не удавалось никак. В отчаянии Виктор принялся перерывать солому, пытаясь найти целые колоски. Но поиски шли уныло, то ли комбайнер работал отменно и без брака, то ли мыши за две зимы хорошенько постарались, но за три часа поисков ему удалось найти не более пригоршни зерен ячменя. За время поисков он их все и съел, дробя зерна зубами и с трудом глотая сухую колючую дерть. Голод на время приутих, но за это время в одежду набилось еще больше остюгов. Зудели и кололись они так сильно, что муки голода ушли далеко на дальний план. Пришлось вылезать из своей берлоги и, ежась под холодным ветром, тщательно вытряхивать всю одежду.

Грохот с востока постепенно утихал. Причем, как Виктор мог судить, фронт был уже весьма близко, когда ветер затихал, можно было расслышать отдельные хлопки то ли винтовочных выстрелов, то ли гранат. Уже стемнело достаточно сильно, можно было отправляться в дальнейший путь, но тут снова напомнил о себе пустой желудок. Виктор решил все-таки заглянуть в деревню — может, удастся разжиться едой и разузнать обстановку.

До деревни он добрался неглубокой балкой, а потом долго всматривался в темноту занавешенных окон, вдыхая кисловатый запах кизяка из труб. Деревня молчала, не слышно ни собачьего лая, ни громких разговоров. Да и откуда взяться лаю, собак, наверное, давно постреляли. Он решил подойти к крайней хате, что в окружении сараев белела стенами в темноте. Это было безопасней — она была ближе всего до балки, да и на пути были небольшие заросли терна, хоть какое укрытие.

К хате он шел медленно, крадучись, как вор, вздрагивая от каждого шума, ежесекундно опасаясь, что раздастся резкий оклик и в лицо ударит хлесткий винтовочный выстрел. Но обошлось, вокруг была тишина. Перемахнув через невысокий покосившийся плетень, прислонился в тени низенького каменного сарайчика и осмотрелся. Сараи и небольшая беленая хата образовывали грязный захламленный двор. Разномастные, покосившиеся сараи, разбросанный тут и там разнокалиберный мусор, валяющиеся по углам разбитые деревянные бочки и перекошенный плетень говорили о том, что толкового хозяина здесь нет. Дополняла картину перевернутая телега без колес, украшающая самый центр двора. По-прежнему было тихо, из сараев не доносилось ни звука. Если тут и водилась какая-то живность, то ее, по всей вероятности, давным-давно съели. Только из хаты доносились тихие, неразборчивые голоса. Эти голоса да тусклый свет, что пробивался сквозь щели темных оконных занавесок, говорил, что хата обитаема. «Хреновый вариант попался, — разочарованно подумал он. — Этим, наверное, самим жрать нечего. Ну, хоть обстановку расспрошу». Он вновь прислушался, ругая себя за невезение, оттягивая момент, когда нужно будет пойти и известить хозяев о своем прибытии, гадая, что ждет его за темным прямоугольником двери.