«МиГ» — перехватчик. Чужие крылья - Страница 74

И снова под ногами заснеженная степь. Куда ни глянь, ни одного деревца, лишь балки да холмы кругом, да еще на горизонте виднеются ряды копен и темнеют дымки далекой деревни. Сперва, после выпитого спирта, шлось легко, едва ли не леталось. Потом Виктор начал понемногу буксовать, спотыкаться. Враз потяжелевшие ноги вязли в бурьяне, мысли в голове путались, сильно хотелось спать. Он пробовал умываться снегом, пытался петь песни, но ничего не помогало. Он уже не шел, а буквально ковылял. Выбрав в балке небольшую ложбинку, где не продувал ветер, Виктор нарвал сухой травы и сделал себе лежбище, решив чуток отдохнуть. Он лежал на спине, словно на мягкой перине, ветер посвистывал в сухих прошлогодних палках бурьяна, гоня по небу серые облака. Пахло чабрецом и полынью. Было хорошо и тепло лежать вот так и смотреть на небо. Незаметно для себя он заснул.

Проснулся Виктор от сильного холода, когда солнце начало заходить. Кругом была тишина, только посвистывал ветер, да где-то далеко-далеко слышалось тявканье лисицы. Замерзшее тело не желало повиноваться, после спирта голова раскалывалась, но нужно было идти дальше. И он пошел, а потом побежал, пытаясь согреться, кляня себя за слабость. Если бы не этот сон, он давно был бы уже дома.

Аэродром встретил его тишиной. Не ревели моторы, не носились, словно угорелые, машины. Тихо и пусто. Только на стоянке мелькал тусклый свет, слышалось металлическое позвякивание и приглушенные матюги. Техники ремонтировали очередной истребитель. В стороне от них сидела одинокая фигура, вспыхивал огонек папироски. Виктор подошел поближе, что-то в этой фигуре показалось знакомое.

— Палыч, — насмешливо окликнул он, — чего сидим? Кто мне будет самолет чинить?

Папироска медленно закувыркалась в снег. Палыч вскочил, побежал в сторону Виктора, но затем, словно опомнившись, пошел неторопливо, с ленивой развалочкой.

— Опять поломал, — услышал Виктор его делано сварливый голос. — А я тебя через три дня ждал. А ты вона как быстро. — Он облапил Виктора, словно здоровенный медведь, обдав запахом застарелого пота, масла и эмалита. — Вернулся-таки! — Голос у Палыча дрогнул, и он торопливо отступил в сторону, пряча лицо. Виктор только увидел, что глаза его механика подозрительно поблескивают.

Не пойми откуда подошел Шаховцев, начал пытать за самолет. Пришлось рассказывать, показывать по карте. Тот чертыхался, озабоченно жуя нижнюю губу, расспрашивал про повреждения. Узнав про сдавший мотор, обреченно махнул рукой и зло сплюнул под ноги.

— Нету сейчас моторов. Когда будут, неизвестно.

Потом пришлось докладывать комиссару о результатах вылета. Он еще не ушел с КП, в свете керосинки писал какой-то документ. Глаза у него были красные, злые. Но Виктору он обрадовался, расспросил его про вылет и про оставшийся на попечении пехоты истребитель. Потом Виктора усадил за стол, порвал свеженаписанный документ и, поковырявшись в планшете, достал чистый лист.

— Ешь! — сказал комиссар и подвинул ему тарелку холодных макарон и остывший чай. Видя его удивленные глаза, весело пояснил: — Мне врачи запрещают есть на ночь. А у тебя организм молодой… тебе надо больше. К тому же столовая уже закрыта.

Потом добавил уже другим, серьезным голосом смертельно уставшего человека:

— Шубина ранило.

Виктор едва не подавился. Он со страхом глянул в колючие глаза комиссара, надеясь, что ослышался. Как это ранило Шубина? Как же они без него? Мозг отказывался в это верить…

— В том самом вылете. Осколок пробил борт и в ногу. Вроде кость не задета, но кто знает. Отвезли его сразу в госпиталь, должны прооперировать. — Он тяжело вздохнул и замолчал.

Так они и сидели дальше в тишине. Виктор медленно жевал, приходя в себя от полученной информации, комиссар скрипел пером, что-то бормоча под нос.

Наконец Зайцев размашисто расписался и, вызвав связиста, приказал отправить в дивизию.

— Поехали, — сказал он допивавшему чай Виктору.

Было уже десять вечера, когда их скрипящая и грохочущая на каждой кочке полуторка остановилась возле хаты летчиков. Виктор пожал комиссару руку и, проводив взглядом грохочущую машину, пошел в хату.

Виктор жестом усадил на место солдата-дневального и тихонько, на цыпочках подошел к комнате летчиков и осторожно заглянул. Игорь и Вахтанг еще не спали, они мрачно, в полной тишине, лежали на своих лежаках и курили. Судя по обилию дыма, делали они это давно и часто. Увидев Виктора, Игорь удивленно моргнул, его брови медленно поползли вверх, и он неторопливо начал подниматься. Зато Вахтанг захлопал глазами, потом, радостно заревев, быстро вскочил на ноги и кинулся обниматься:

— А-а, дарагой! Вернулся, вернулся. Но как?

Шишкин облапил его с другой стороны, больно заехав рукой по загривку.

— Вот черт везучий, — радостно сказал он, снова хлопая Виктора по спине, в районе почек, — я знал, что ты опять придешь. Вахтанг, с тебя пол-литра!

— Вай, дарагой, какие политра? Будит тибе политра. — На как? Скажи, как? — захлебываясь и глотая от радости слова, закричал Вахтанг. — Я же видел, как ты упал прямо на станцию! Загорелся и вниз, — он махнул рукой, показывая, как падал Саблин.

— Да не падал я, — пожал плечами Виктор. — Вернее, падал, крыло горело, потом пламя сбил и над крышами вышел. Правда, еще пару метров, и точно земли бы наелся. В Советке сел из-за мотора. А что вы тут за пол-литра говорили?

— Он хитрый! — показал Вахтанг на Шишкина. — Говорит, спорим на пол-литра лучшего коньяка, что ты через неделю уже дома будешь. Я говорю, какой недель? Я же видел, как ты сгорел. Ну и…