Виктор стоял потерянный. До него только начало доходить, что вместо Нифонта там, внизу, мог сейчас лежать он. Мороженым, изорванным и изломанным куском мяса. Мертвым. А это уже все. Конец. Ничего больше не будет. Даже над могилой никто не поплачет.
— После меня ведь совсем ничего не останется, совсем ничего, — тихо прошептал он. От таких мыслей его передернуло, по телу словно повеяло могильным холодом.
«Дурак ты, Витя, — едва шевеля губами, тихонько сказал он сам себе. — Не о том ты думаешь. Попал в самую жопу и кукарекаешь. Бабу еще подавай… зачем мертвецу баба? Баба живому нужна. Вот и думай, как тут выжить…»
…Как обычно, в темноте сонные летчики выпрыгнули из полуторки и разбрелись возле КП. Потянуло табачным дымком, послышались ленивые разговоры. Ночной мороз потихоньку ослабевал, небо светлело. Судя по частым, тускнеющим в свете светлеющего востока звездам, погода сегодня будет хорошая. Значит, будут полеты.
Виктор поправил шарф, поморщился, зацепив сбитой костяшкой за пистолетную кобуру. Долгое избиение груши имеет и негативную сторону. Шишкин, выполняя данное обещание, старательно учил его боксу. Это оказалось отличным средством от скуки, заниматься вечерами в их затерянной деревне было решительно нечем.
— Саблин? Где, тута, бродишь? — Комэск уже вышел из штаба и теперь шарил по карманам в поисках зажигалки. — Слушай сюда, как рассветет, часиков в девять, слетаешь на разведку. Пойдешь один. Маршрут, тута, такой, сперва Латоново, потом Греково-Тимофеевка и до Марфинки. Посмотришь движение на маршруте, обрати внимание на скопление войск в деревнях. Штурмовать запрещаю, в деревни тоже особо не суйся, под МЗА не лезь. Ну да ты со мной туда уже летал, должен помнить. Иди, тута, готовься…
Вот, казалось бы, простой вылет на разведку. Слетать на место, посмотреть, что да как, вернуться и доложить командованию о результатах. Насквозь знакомая процедура, Виктор таких сделал уже пару десятков, можно сказать, текущее мероприятие, по этому маршруту он летал уже не раз, изучил его вдоль и поперек. Однако сегодня все необычно, от волнения потеют ладони, мысли скачут с одного на другое испуганным табуном. Сегодня придется лететь одному, без комэска — ведущего. Лететь не хотелось. С комэском он прямо сейчас готов хоть куда. А без него почему-то боязно, неизвестность пугала, вызывая волнение. Поэтому Виктор до последнего оттягивал момент полета. Сперва тщательно, до тошноты изучил маршрут на карте. Затем медленно, похоронным шагом шел на стоянку, долго и тщательно осматривал самолет, мелкими придирками доведя Палыча до тихого бешенства. Наконец оттягивать неприятную процедуру стало некуда. Самолет, рыча прогретым мотором, стоял в самом начале полосы, контрольные приборы показывали, что все в порядке. Ракета с КП, разрешающая взлет, давно прогорела. Виктор обреченно вздохнул и медленно двинул сектор газа от себя…
В небе волнение прошло. В небе волноваться некогда, в небе летчик занят делом, полет отвлекает от глупых мыслей. За линией фронта Виктор снизился, внимательно осматривая землю, чернеющие линии дорог. Впрочем, разведывать было особо нечего, грунтовые дороги днем оттаивали, и автотранспорт по ним проходил с трудом. Все, и наши, и немцы, старались передвигаться по ночам. Только несколько подвод медленно брели по раскисшему чернозему, да у Анастасиевки неподвижно застыл посередине дороги одинокий грузовик. Воздушная разведка оказалась очень сложной работой, заставляя уделять повышенное внимание на все. Постоянный контроль за воздухом, чтобы не оказаться жертвой немецкого аса, контроль за приборами, контроль наземных целей. В начале, увлекаясь, осматривая пустынные, отчетливо чернеющие на фоне заснеженных полей дороги, он забывал следить за небом, затем спохватывался, начинал судорожно озираться, высматривая темные точки вражеских самолетов. При этом он забывал про дорогу, а один раз даже пролетел над небольшим хуторком, даже толком и не глянув в его сторону. Однако под конец полета Виктор научился правильно распределять внимание, лететь стало легче.
Как оказалось, самое сложное в этом полете было не проведение разведки, а сесть на собственном аэродроме. Он тоже раскис, только узкая и короткая полоса стараниями БАО еще годилась для взлета и посадки. Тут уж Виктору пришлось попотеть, он сумел сесть только с третьего захода. Очень уж велика была цена ошибки — можно было зарыться колесами в раскисший грунт с неизбежным капотированием. Однако обошлось, и вот уже самолет под шипение тормозной системы катится по неровному аэродрому, быстро гася скорость. Очередной боевой вылет закончен.
Он выкарабкался из кабины, подмигнул все еще надутому от обиды Палычу, увидев подходящего комэска, начал было рапортовать. Шубин не дослушал, пожал руку, сказав только:
— Сам вижу, что нормально, — и даже помог снять парашют. Потом отступил на шаг назад и, осмотрев Саблина с головы до ног, насмешливо протянул: — Ну вот, можно сказать, что ты лишился девственности. Давно пора было.
Пока Виктор ошалело хлопал глазами, придумывая ответ, комэск уже доставал очередную папиросу.
— Дмитрий Михайлович, а вы же раньше столько не курили, — брякнул он первое, что пришло в голову.
— Да я с вами скоро и пить начну, — Шубин ухмыльнулся, показывая неровные желтые зубы. — Кого угодно до ручки доведете. МЗА, тута, не работала?
— Нет, все чисто. Вообще все чисто, четыре подводы двигались в сторону Латоново и грузовик стоял, видимо, неисправный. В деревнях пусто, даже людей не видно.