Все замолчали, думая о своем. Комната постепенно тонула в клубах папиросного дыма, было хорошо и тепло. Наконец Шишкин решился прервать молчание:
— Товарищ капитан, а почему такая несправедливость? Вот у вас семь сбитых, вам дали орден Красного Знамени, а у Мартынова девять боевых вылетов всего, я узнавал, и ему такой же орден. Почему так? — Игорь выпил лишнего и снова пошел пятнами. На этот раз как-то странно, одно ухо приобрело ярко-малиновый цвет, второе же осталось белым.
— Да всэ знают, — у Вахтанга от самогонки обычно усиливался акцент. — Он у комдыва, в Испании, вэдомым был, вот и ордэн.
— Ребятки, — меланхолически протянул капитан, пыхнув папиросой, — не лезьте вы тута. Так было, так будет. Нас не обидели, и хорошо. Теперь я командую орденоносной, мать ее, эскадрильей, весь летный состав у меня с орденами. Жаль, мало нас осталось, — он сидел, расслабившись, развалившись на стуле, поблескивая новеньким орденом. — Ладно, хорошо сидим, но больше тута не надо. Игорек, прячь бутылку, будем потихоньку закругляться. Завтра, возможно, снова летать.
— Товарищ капитан, — спросил Виктор, алкоголь немного развязал ему язык, — а мне вот интересно. Мы патрулируем на скорости триста километров, всегда на одной высоте. «Мессера» всегда приходят и начинают нас сверху долбать. Они на скорости приходят и сразу инициативу захватывают. Я вот подумал, почему бы нам не летать… ну знаете, как качели детские. Разогнались, прошли над целью и в сторону, на солнце, высоту набирать, потом разворот и снова вниз — разменяем высоту на скорость. Мы так с «мессерами» шансы уравняем.
Шубин скривился, будто съел лимон:
— Идея тута хорошая, тоже думал о таком, — сказал он. — Только вот приказ недавно был, вам его не доводили. По этому приказу установили время и режимы полета при патрулировании в воздухе. Правда, в приказе говорилось про «яки» и «лагги», про «МиГи» ни слова, но у нас тута не адвокатская контора, а армия. С дивизии дают время патрулирования, вот и патрулируем. Если я начну тута вверх-вниз над целью скакать, я весь бензин раньше времени спалю. А это может трибуналом кончиться. Понял, тута? — Он устало вздохнул и почесал нос.
Виктор расстроился, по его мнению, внедрить в тактику истребительной авиации покрышкинские «качели» было проще всего. А тут такой облом.
— Ладно, — зевнул Шубин, — давайте тута спать. Кто завтра будет сонный и с перегаром, пеняйте потом на себя…
«МиГи» летели, освещаемые солнечными лучами, но над землей еще висела ночная дымка. Внизу, под крылом, сквозь утреннюю полумглу светлела степь. Изрезанная черными линиями дорог, испещренная проплешинами хуторков с деревеньками, покрытая мелкой рябью проталин. Весна все сильнее вступала в свои права, сверху это было хорошо видно. Былого преобладания белого цвета не было, земля теперь была похожа на черно-белое покрывало.
Задача на сегодня была сложная — произвести воздушную разведку Мариупольского аэроузла. Это далеко, да и шанс быть перехваченными «мессерами» велик, поэтому пошли парой, комэск взял с собой Виктора ведомым. Виктору такое счастье не особо понравилось. Друзья сейчас пойдут в землянку к летчикам первой эскадрильи и начнут до обеда резаться в домино, под неспешные разговоры, а ты, значит, лети в осиное гнездо. Но мнение свое он оставил при себе, все равно оно никому не интересно. Да и то, что комэск в этом полете выбрал ведомым именно его, немного льстило самолюбию — значит, доверяет.
На цель, чтобы ввести в заблуждение вражеское ПВО, зашли со стороны залива. Город, подсвеченный первыми лучами солнца, предстал во всей красе — темный, грязный, унылый. Пустынные улицы, заводские трубы, те, что остались целыми, не дымят, кругом разруха и запустение. Сверху хорошо видны разбитые артиллерией и авиацией коробки домов, завалы мусора на улицах. Но жизнь в городе все же есть, дымок струится из труб уцелевших строений, кое-где видны маленькие букашки автомобилей. Проскочили город быстро и сразу вышли на первую цель — мариупольский аэродром. Он оказался не пустым, рассредоточенные, укрытые в капонирах, здесь стояли пикировщики «Ю-87». Виктор насчитал восемнадцать машин, разбросанных по всему аэродрому и еще парочку связных «шторьхов». Он тщательно обшаривал взглядом каждый метр аэродромного пространства, но это были все самолеты, больше тут спрятать нечего и негде. Наконец проснулось аэродромное ПВО — в небе расцвели черные шапки разрывов зенитных снарядов, но было поздно, они уже разведали все, что нужно, и торопливо отходили от цели.
Следующие два аэродрома оказались пусты. Причем один из них и вовсе оказался не используемым — не видно ни раскатанной до чернозема взлетной полосы, ни тропинок с дорогами, пусто. Если здесь и стояли немецкие самолеты, то очень давно. На втором виднелись три машины, но они лежали на окраине аэродрома, брошенные. Виктор, приглядевшись, сумел опознать в одном из них наш бомбардировщик «Су-2». «Давно здесь лежит», — подумал он. Две остальные представляли собой скорее скелеты из шпангоутов, стрингеров и балок. Разглядеть, кто же они были раньше, с такого расстояния оказалось невозможным.
Вот и все, разведка окончена, курс 75, курс домой. Снова пестрое черно-белое покрывало степи неторопливо проплывает внизу, но уже легче, уже нет того напряжения. С каждой секундой, с каждым оборотом винта самолет все ближе к дому. Небо было чистое, только с востока наползала сильная облачность. Облака, подсвеченные восходящим солнцем, казались розовыми, словно подкрашенными художником-великаном. Виктор, забыв обо всем, залюбовался этой картиной.