«МиГ» — перехватчик. Чужие крылья - Страница 50

— Справа ниже пара «мессеров», атакуем. — Хриплый голос Шубина прозвучал в наушниках, как гром среди ясного неба. Виктор едва не подпрыгнул в своей кабине от неожиданности, сразу начал озираться по сторонам, сердце бешено заколотилось в груди. Командир уже довернул свою машину и теперь пикировал на виднеющиеся внизу черточки. Виктору ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Буду бить ведомого, ты ведущего стукни, — комэск говорил скороговоркой, сказывались напряжение и азарт. Это была его вторая фраза за весь вылет, весь предыдущий маршрут он не произнес в эфир ни слова.

«Мессера» стремительно приближались. Вот уже хорошо видны черно-белые кресты, тонкие, словно осиная талия, фюзеляжи, небольшие крылья, странные, словно обрубленные топором, грязно-серый развод камуфляжа, переплет кабин. Было в этих «мессерах» что-то неправильное, отличное от тех, что он видел раньше.

«Да это же „Эмили“, модификация „Е“, — вспомнил он альбом со схемами вражеских самолетов. — Устарелая модификация „мессера“, используемая как истребитель-бомбардировщик. Вот почему крылья отличаются…»

Дальше стало не до раздумий, Шубин уже открыл огонь по своему врагу. Виктор мельком увидел, как красно-белые огоньки трассеров уткнулись в силуэт ведомого. Он уже тоже загнал своего врага в сетку прицела, но в тот самый момент, когда собирался открыть огонь, противник ушел из-под атаки, резким переворотом скользнув вниз.

— Вверх. Уходим вверх, потом повторяем атаку, — торжество в голосе командира слышалось даже сквозь треск помех. Перегрузка вдавила в сиденье, в глазах тьма и мелькание крестов, но вскоре отпустило. Они набрали с километр высоты и под самыми облаками снова свалили машины на крыло и вниз. Облака мелькнули так близко, что Виктору показалось — вытяни из кабины руку и ты зачерпнешь эту белую вату. «Какие мысли в голове идиотские, — подумал он. — Тут бой идет, а я про облака думаю».

Снова атака сверху. Один из «мессеров» лежал на земле сломанной, грязной птицей, отчетливо выделяясь на фоне черно-белого, как старинное кино, пейзажа степи. Недалеко мелькал купол парашюта. Второй был прямо под ними, набирал высоту. Ситуация лучше не придумаешь, их двое, и они выше. Шансов у «мессера» не было.

Впрочем, немецкий пилот так не думал. От первой атаки он уклонился легко, с грацией олимпийского гимнаста. От атаки Шубина он ушел вверх, размазанной бочкой и в верхней точке резко переложил машину обратно, снова выскользнув из прицела у Виктора. Они, разогнанные на пикировании до максимальной скорости, никак не могли повторить его маневры. Во второй раз немец ускользнул вниз уже от Шубина, предпочтя увернуться от Виктора виражом. У него даже хватило наглости довернуть и пострелять им вслед. Толку от такой стрельбы было немного, трассеры мелькнули далеко внизу, но Виктор разозлился. «Вот сучонок, тут шкура на волоске висит, а он сбить хочет. Ну, хоть ты и ас, а мы тебя все равно загрызем». Во время третьей атаки он немного прибрал газ и все-таки сумел довернуть на уходящего в размазанную бочку немца. «МиГ» на скорости становился дубоватым, плохо реагировал на рули, но он сумел на долю секунды загнать вражеский самолет в прицел и нажал на гашетки. Огненная трасса мелькнула, тая в небе, однако часть пропала в силуэте вражеского самолета. Снова перегрузка, уход наверх и разворот для новой атаки.

Внизу по-прежнему мелькал парашют, «мессер» так же набирал высоту, только за ним теперь тянулся тонкий, едва видимый белый шлейф. «Почему он не удирает? — успел подумать он. — Наверное это неспроста».

Внезапный, резкий удар потряс самолет, ручка управления вырвалась из руки и сильно ударила по пальцам. Со страшным треском остекление фонаря разлетелось на куски, а приборная доска словно взорвалась изнутри, раня лицо битым стеклом. Мотор завыл, как раненый кабан, затем резко замолчал, и в кабину полился горящий бензин. Над ним, надсадно воя мотором, проскочил «мессер». «Прошляпили. Мля-а-а. Увлеклись и прошляпили атаку. Вот почему немец не убегал — он ждал подмогу. С-сука». Сквозь рев вражеского мотора слышался свист ветра и треск пламени. Ногам было очень жарко, унты и штанины комбинезона уже горели. Он быстро отстегнул ремни и попробовал выбраться наружу. Тщетно, фонарь не открывался, поврежденный осколками. Виктору пришлось срывать его монтировкой, поминая недобрым словом свою инициативу. Ноги уже нестерпимо жгло, когда он наконец сумел вывалиться из кабины.

Об землю его приложило основательно, потом еще и протащило, набив рот снегом и исцарапав лицо. В конце концов он сумел освободиться от парашюта и стал на ноги, но не удержался и рухнул в снег. Полежав и немного придя в себя, он снова попытался подняться. Ноги мелко дрожали от пережитого, но держали прочно. Тут его стошнило прямо на унты. Спазмы были настолько сильные, что он упал на карачки и стоял так, пока желудок полностью не очистился. Когда позывы прекратились, он, не вставая, кое-как обтерся и осмотрел себя. Руки вроде двигались нормально, значит, переломов нет. Из носа сочится кровь, пачкая остатки снега, и левая ладонь кровоточит сквозь перчатку, так это мелочи жизни. Заторможенно ощупывая себя, пытаясь убедиться, что целый, он наткнулся на какой-то чужеродный выступ на боку. Он не сразу понял, что это пистолет, спрятанный во внутренний карман комбинезона. Многие летчики в их полку любили носить пистолет на ремне, напоказ. Вкупе со свисающей едва ли не до земли планшеткой это должно было придавать их обладателю геройский вид и делать неотразимыми в женских глазах. У Виктора же сейчас привычного планшета на боку не оказалось — оторвался при прыжке. Летные очки тоже слетели. Будь кобура с пистолетом на ремне, возможно, оторвалась бы и она. Хорошо хоть унты остались. Он слышал, что были случаи, когда летчики приземлялись босиком. Ну а так вроде целый, только лицо горит огнем да ноги побаливают. Да в голове пустота и гул, отдающийся болью в висках.